Химчан бесится. Звереет, срывается пуще прежнего на Зело и еще - на стилистах.Отпускает едкие комментарии, посылает макнэ за кофе по пять раз на дню, требует переделать укладку, критикует наряд Дэхёна, за что получает недобрый взгляд и глухое молчание всю неделю вответ на любые просьбы.
Дэхен - не Чунхон, и он убедительно доказывает это окончательно завравшемуся Химчану.
Но тому не до одногруппника, Химчан чахнет. Без внимания. Привыкший быть номером один, лицо группы, от которого не отвести взгляд, даже Чунхон любуется украдкой и завидует, конечно.
Ему вообще все завидуют, и он питается этим и знает, что он - лучше всех. Всех, кроме Бан Енгука, который игнорирует все узкие рваные джинсы Химчана, его безупречно подобранные рубашки и тщательную укладку.
Енгук каждый вечер сидит на полу их с Химчаном комнаты в ворохе исписанных косым почерком листов А4, блокнотных, вырваннных из тетрадей макнэ, и пишет-пишет-пишет тексты, отвлекает Дэхёна от просмотра фильмов коротким властным "пойдем", запирает за ними дверь и заставляет одногруппника напевать куски, и так до глубокой ночи. Иногда вместо Дэхена Гуку аккомпанирует Зело, и быстрые переливы его речетатива взрывают Химчану барабанные перепонки.
Он постоянно на взводе, потому что Дэхен и Зело оба невероятно талантливы, а сам Химчан... Сам Химчан не может дать Енгуку ничего, кроме своей драгоценной задницы и сногшибательного эгье.
А тому, кажется, ничерта это не нужно. Что особенно унизительно после того, как пару недель назад он был соверешнно одержимый, горячий и близкий, когда брал Химчана в их комнате, зажимая ему рот широкой ладонью.
Быстро, жадно, совершенно случайно. Просто вернулся из душа и не стал включать свет. И не дал Химчану выключить ноутбук как положено, просто закрыл крышку, а потом уже тонкий новенький гаджет валялся среди вороха одежды (хорошо, что не на деревянном полу, сломанный), а Чан упирался животом в край стола и пытался не стонать. Не хватало позора на всю группу.
И невдомек ему было, что Химчан, наконец, дорвался. Что все, что ему было нужно, оказывается, укладывалось в три простых слога. В сильные руки и властный шепот. И в умопомрачительный постыдный секс.Который ничего не значил для Гука.
А для Химчана вдруг оказалось жизненно важным, чтобы наутро Гук не скользнул по нему безразличным взглядом и не ушел пить кофе и обсуждать с Зело их рэп-партии. Именно поэтому сейчас он бесится, закатывает истерики и ошивается у дверей своей комнаты, когда лидер работает там. Совершенно спокойно, за тем столом, где Химчан обнимал его ногами за талию и хотел кричать.
Химчан почти не спит, почти не разговаривает, почти выживает из ума, лишь бы не унизиться и не забраться ночью в кровать к Енгуку, не обнять сзади и не попросить что-то непозволительное или, не дай бог, не сказать самому.
* * *
И в конце концов, спустя почти месяц этого безумия, безразличия, тяжелых осуждающих взглядов Дэхена и торжествуюших - Зело, сигарет и дешевого кофе из круглосуточной забегаловки рядом с общежитием, Химчан взрывается.
Он пробирается в комнату глубоко за полночь и скидывает со стола все бумаги с текстами. Так зло и стремительно, что Енгук не успевает ничего сделать.
На нем растянутая домашняя футболка, и глаза у Гука покрасневшие и усталые, но это бесит Химчана еще больше, и он все-таки срывается и забирается Гуку на колени, и тыкается губами в его, вслепую, отчаянно, пытается поцеловать, кусает его губы и жмется-жмется-жмется.
Удержи меня, я исчезаю, хочет сказать Химчан, но он только сжимает сильнее коленями бедра старшего, не оставляет между ними пространства, прирастает, впаивается в кожу, прячет, оставив провальные попытки поцелуя, лицо у него на плече, вцепляется пальцами в выжженные краской волосы.
А Енгук не шевелится с минуту, а потом холодно шепчет:
- Успокоился?
И аккуратно разжимает его руки и снимает колен - почти скидывает, как заигравшегося котенка.
И Химчан больше не говорит ни слова. Вообще. Все три дня до съемок, ни лидеру, ни кому-либо из одногруппников, не притрагивается к еде, не меняет футболку и не выходит из комнаты.
Когда стилист ужасается его синякам, он только пожимает плечами.
А потом, безразлично окинув взглядом свое отражение в зеркале (цвет рубашки совсем ему не к лицу, волосы уложены не так, как он привык), выходит в коридор, к автомату с кофе.
И на вышедшего следом обеспокоенного Енгука не смотрит упорно, только пихает подрагивающими пальцами мелочь в специальное отверстие. А когда тот требовательно разворачивает к себе за плечи и спрашивает: что за хуйня, Химчан?, тот отвечает предельно спокойно:
- Я не выйду на сцену.
И тогда Гук молча отправляет в автомат несколько монет, до нужной суммы, и смотрит на Химчана с разочарованием, пока пластиковый стаканчик наполняется дерьмовым эспрессо.
- В пятницу на тебе была черная майка и джинсы Луи Виттон, в четверг - рубашка, которую ты купил в Китае, голубая в тонкую полоску, в среду ты носил браслеты Чонопа и брюки от Йоджи Ямамото. И у тебя под лопаткой две родинки, одна над другой.
И уходит в гримерку, не оберувшись. А Химчан чувствует себя идиотом, вспоминая, что у них в конце месяца запись нового альбома.
И, оказавшись в своем кресле, требует дать ему другую рубашку и поправить прическу.
Возможно, он все еще лучше всех.