[енгук.]

AU; banghimlo; бонус-трек

nc-17, banghim

от автора: pure porn

I said kiss me here and here and here and you did.

- Теперь ты обязан выебать меня так, чтобы слышало все общежитие. И твой Чунхон тоже. - Говорит Хим Чан громко, так, чтобы тот, прячущийся за дверью, точно это услышал.

Произносить имя Зело, особенно настоящее, противно. Особенно при мысли о том, что Ен Гук мог называть его так, пока трахал. В их с Хим Чаном постели.

- Сделай это так, чтобы я забыл все, - просит Хим Чан уже тише. Это - не для зрителей. - Даже свое имя. И особенно - его.

Ен Гук смотрит на него немного растерянно, и Хим Чан нехотя делает шаг вперед, обнимая того за шею.

И не шевелится больше, не может касаться его там, где наверняка были руки и губы мальчишки. Не может, пока Ен Гук не заставит его, не поможет забыть и отпустить.

Хим Чан не учится на психолога и не практикует американские методы откровенных бесед, у него не было длительных отношений и ему никто никогда не изменял.

Он знает только один способ разобраться с этой болью, что скручивает его изнутри и пропускает сердце через бесконечную мясорубку.

Самый большой секрет Хим Чана в том, что он любит Бан Ен Гука.

* * *

Первый раз Ен Гук берет его прямо там, где они стоят.

У стены, жестко целует, проникая языком в рот, сжимает плечи железной хваткой.

Ен Гук знает его тело как свое собственное, и Хим Чан чувствует странное спокойствие от привычных движений, от зубов Гука на своей шее. Как будто бы больше ничего не существует.

И он торопливо расстегивает пуговицы на своей рубашке (благодаря Бан Ен Гуку он постоянно носит их, застегивая под горло), но Гук перехватывает его руки и раздевает Хим Чана сам, как не делает почти никогда, и тот чувствует себя глупой девчонкой.

В эти минуты Хим Чан все еще ненавидит Гука, но от того, как тот близко и как его руки скользят по спине, надавливая на поясницу, младший дрожит.

Иди сюда, говорит Гук, хотя между ними уже нет никакого расстояния, но Хим Чан слушается, слушается по-своему, прижимаясь бедрами к паху Ен Гука.

Тот одновременно очень близкий и бесконечно далекий, потому что Хим Чан хочет и знает, что Зело хотел не меньше, Ен Гука вообще невозможно не желать постоянно и очень сильно. И он всегда принадлежал только Хим Чану, и это сбивающееся дыхание и сильные руки были только его, пока не появился проклятый Чхве Чунхон со своими кошачьими глазами и невинными кудряшками.

Обида обжигает сильнее чужих пальцев на коже, и Хим Чан царапает плечи Гука под футболкой и больно ударяется затылком о стену, и стонет сдавленно, когда руки Ен Гука смыкаются на его члене.

Пожалуйста, сделай что-нибудь, думает Хим Чан, подаваясь вперед, и тогда по его щеке стекает первая слезинка.

* * *

Задница Ким Хим Чана отлично растянута, и им давно не приходится тратить время на подготовку, только если один из них не хочет этого, и сейчас Гук даже не тратит время на то, чтобы окончательно раздеться.

Хим Чан часто дышит ему в шею и слышит, как шуршит ткань штанов - Гук спускает их до колена, как и джинсы Хим Чана, а потом в одно мгновение младший чувствует почти болезненную заполненность.

Гук входит в него на слюну. Без смазки, без презерватива.

Раньше они не трахались ни с кем, кроме друг друга.

И сейчас, чувствуя член Ен Гука внутри себя, только его, ничего лишнего, Хим Чан кажется себе продажной девкой.

И он больно кусает Ен Гука в плечо и стонет низко и жалобно, но закидывает ногу ему на талию.

Ен Гук очень сильный и держит Хим Чана практически на весу, и вколачивается в него ритмично и быстро, и тот чувствует, что сейчас кончит, а Ен Гук гладит Чана по мокрым щекам, и от этого тот плачет еще сильнее. Ненавидит себя и мир, но вдруг Гук выходит почти полностью.

И дальше мучает Хим Чана с садистским удовольствием, двигаясь медленно, постоянно меняя угол и ритм, и их секс действительно слышит все общежитие, потому что Хим Чан стонет невероятно громко, срываясь то на шепот, то на крик, и захлебывается все текущими по щекам слезами.

В его голове вспыхивают картины бледного тела под загорелым - Гука, и от этого становится еще больнее и еще лучше, и он подается вперед, насаживаясь на член Ен Гука, и чувствует, что тот сам еле сдерживается, и тогда Хим Чан просит дрожащиим голосом: пожалуйста, но Ен Гук только качает головой и целует Хим Чана в губы и снова входит на всю длину.

Так, как надо.

Ен Гук не говорит Хим Чану, что тот красивый, только целует плечи и двигается в нем размеренно, хотя - Хим Чан чувствует - его руки устают.

Почему, думает младший, почему ты ничего не говоришь. Неужели Чунхон лучше?

Хим Чан не смеет задать этот вопрос вслух и только плачет с новой силой, и всхлипывания смешиваются с рваными стонами их обоих, и когда пальцы Ен Гука ласково вплетаются в его жетские от краски волосы, Хим Чан кончает.

* * *

Ен Гук везде. Он не отпускает Хим Чана от себя ни на сантиметр, не дает вдохнуть кислород; есть только его руки и язык.

Хим Чан не помнит, как они окзываются на диване Чунхона, но он с готовностью раздвигает ноги, и Гук принимает предложение.

Ким Хим Чан готов трахаться вечно, лишь бы тот снова принадлежал только ему.

Он не знает, что Ен Гук - уже и давно.

Задница Хим Чана немного болит после первого раза, и он знает, что сейчас, во второй, будет неприятно, но он хочет этого и только притягивает Гука ближе.

Вместо члена в нем оказываются пальцы, сразу два. Химчан захлебывается воздухом. Стонет, комкает в пальцах простынь - те белеют от напряжения.

Ему жарко и непонятно, его мучает неопределенность внутри и недостаток Ен Гука в крови.

Тот двигает пальцами быстро, но стараясь не причинить боль. От этого у Хим Чана щемит в сердце.

Он запутался, он хочет, чтобы мир вернулся на круги своя, чтобы в голове перестали мелькать сцены секса Гука и Зело, чтобы были только они и эта квартира, или любая другая, сейчас все неважно.

Но пока Хим Чан только стонет и насаживается на пальцы Гука.

И когда тот вдруг шепчет ему на ухо: ты самый красивый, Чанни, младший дает ему пощечину и тут же заходится глухими рыданиями и обнимает за шею, придвигаясь ближе.

Он не привык к моральной боли, и Хим Чан хочет сделать что-то, чтобы Бан Ен Гуку тоже было плохо.

Но вместо этого он делает ему минет.

* * *

Когда Хим Чан отрывается от члена Ен Гука, не дав кончить (у него самого уже ноет в паху от возбуждения), он видит, что за окном наступают зимние сумерки.

Ему плевать.

- Гук, - говорит он зло и тихо, усаживаясь тому на бедра. Возбужденный член Ен Гука упирается ему между ягодиц, и Хим Чан натурально сходит с ума от этого ощущения.

И злится на себя еще больше и хочет продолжения.

Ен Гук же двигает бедрами (головка члена задевает вход), и Хим Чан забывает все, что хотел сказать.

А Гук опрокидывает Хим Чана на спину и снова входит.

Он берет его не так, как обычно: по-хозяйски раздвигая ноги Хим Чана, шепча на ухо непристойности, иногда бывая слишком грубым - так, что потом младший полдня лежит в постели и недовольно ворчит.

Сейчас Ен Гук осторожен, и Хим Чан чувствует себя хрустальной вазой.

Во второй раз действительно больно, Чан плачет снова, он плачет весь день, потому что ему больно везде и каждую минуту, он устал от слез и неопределенности, он хочет забыть это все и себя самого.

Сейчас член Гука кажется действительно большим, а от того, как тот с тревогой заглядывает в лицо Чана, становится еще хуже.

Хим Чан отворачивается, глотая слезы, и ищет наощупь пальцы Ен Гука, и наконец переплетает со своими.

* * *

Хим Чан не знал, что Гук умеет так.

Возможно, тот тоже.

Потому что они оба любят быстрый и жесткий секс, чтобы было горячо и почти сразу хорошо, и немного больно.

Но сейчас Гук доводит их обоих до исступления, впервые чувствуя желания Хим Чана так хорошо, и в последний момент что-то меняет, неуловимо для младшего, и внутри у него снова становится пусто, и от этого он не может перестать плакать.

Я ненавижу тебя, Ен Гук, хочет сказать он в один из таких моментов, зачем ты это сделал?

Но Гук переворачивает Хим Чана на живот.

Теперь он не видит лица Ен Гука, но чувствует его горячие губы на спине и плечах, и постепенно, очень медленно все начинает возвращаться на свои места.

Руки Ен Гука сильные, и они крепко держат Хим Чана за талию, и принадлежать ему - это то, к чему Ким Хим Чан привык; то, что он лучше всего умеет.

Каждое новое движение приносит больше дискомфорта, но Хим Чан все равно прогибает спину, подставляется под поцелуи.

Он хочет, чтобы было больно.

И когда Гук, заметив, как тот чуть слышно шипит с каждым новым толчком, замирает, осторожно гладит Хим Чана по спине, тот понимает: если Гук остановится, ему конец.

И он говорит свои последние осмысленные слова:

- Не смей останавливаться.

И тогда Гук имеет Хим Чана так, что боли становится так много, что она исчезает, уступая место тяжелому возбуждению. И Хим Чан уже не знает, где он и кто он, и как вообще бывает по-другому, и он не замечает, что все еще плачет, от злости, или обиды, или облегчения - неважно, ему жарко и тесно и очень хочется окончательной разрядки.

Ен Гук сжимает его ягодицы так сильно, что наутро там обязательно будут синяки, и двигается быстрее; Хим Чан подается назад, насаживаясь на член, и шепчет еле слышно что-то про то, как он злится, как ненавидит Чунхона и какой Гук охренительный, но ни он, ни Ен Гук не разбирают слов, потому что те очень быстро тонут в стонах и вздохах.

И в конце концов, через бесконечное время Хим Чана накрывает оргазм, очень сильный и болезненный, и он впервые приходит со слезами.

У Хим Чана нет сил ни на что, он даже не смотрит на Ен Гука, который кончает сразу после него; он тоже устал и обеспокоен и гладит неподвижно лежащего на влажных от их пота простынях Хим Чана.

Все, что Хим Чан может - перевернуться на спину и посмотреть Гуку в глаза.

Я тоже, думает младший, но он скажет это вслух завтра.

А пока Ен Гук ложится рядом и обнимает его, вытирая теплыми пальцами дорожки слез, и Хим Чан наконец закрывает глаза.

@темы: fiction, life’s too short to even care at all, hello i love u, banghim