from here i hear bells, big storms and anthems
AU; banghimlo
for my channie
~5400 слов
от автора: i hate this love song
It's too cold outside for angels to fly
It's too cold outside
For angels to fly
Angels to fly
An angel will die
Covered in white
Closed eye
For angels to fly
Angels to fly
An angel will die
Covered in white
Closed eye
читать дальшеo.
В темноте комнаты тихий стон Чунхона звучит приглушенно и мягко. Почти сказочно. Тает в бликах фар, отражающихся от гладкой стены; Чунхон прикусывает губу, толкаясь бедрами в руку.
Он не представляет красивых порноактрис, однокурсника, с которым сидит на физике, даже Гука. Просто пытается понять, как это. Получать удовольствие просто так. Трогает себя, копируя испытанные ранее ощущения и случайно увиденные сцены. Учится магии, которой Ким Хим Чан заставляет Гука хрипло стонать почти каждую ночь. Через тонкие стены все очень хорошо слышно.
Но у Чунхона, конечно, ничего не выходит, и тогда он убирает руку. Смотрит на движение света на стене, прислушивается к звукам за окном. И безразлично считает, сколько осталось до прихода соседей по комнате. Сколько есть у него, чтобы заново научиться держать спину прямо и улыбаться Ен Гуку приветливо.
По всему выходит, что не так и много.
За окном январь; Чунхону восемнадцать.
i.
Осенью, уже в стенах университета молодая девушка в идеально выглаженной белой блузке что-то торопливо объясняет Чунхону. Что его поселят в квартиру №12, на третий этаж, к двум парням. Очень хорошим, они помогут тебе освоиться, добавляет секретарша, или кто там она, Чунхон не запоминает.
Тогда Чунхон не против, он безгранично счастлив, уже просто поступив, вырвавшись из своего маленького скучного городка. Ну и что, что спать в гостиной. Да хоть на полу.
Чунхон неприхотливый.
Он представляется всем как Зело, слишком привязанный к детскому прозвищу. Слишком не любящий свое простое и скучное, как его родные места, имя.
Джихо, которого все знают как Зико, говорит Чунхону: это Сеул, здесь никого не волнует, как тебя зовут на самом деле. И да, добавляет, не называй меня хёном, мы друзья. Пусть все знают, мелкий.
Тогда Чунхону кажется, что его жизнь наконец налаживается. И он с готовностью отбрасывает свое имя и прячет невыносимо круглый и детский подбородок за красивыми масками (такие ни за что не найдешь в его родном городе), и красит выжженные волосы в розовый.
Но Чунхон разом забывает все это, впервые сталкиваясь со своими соседями.
Те не появлялись здесь около недели, и мысленно Зело восхищался разгульным образом жизни старшекурсников.
Они вваливаются в комнату около полуночи, когда Чунхон заканчивает особенно сложный чертеж. Они оба высокие, но, конечно, не такие, как Зело. Тот моментально, из инстинктивного уважения ссутуливается, вскакивая на ноги и кланяясь.
Зело плохо видит при слабом освещении, поэтому щелчок выключателя - комнату затапливает яркий белый свет верхней лампы - застает его врасплох.
Тот парень, что пониже, невероятно красив, и Чунхон весь сжимается под его откровенно оценивающим взглядом, рассеянно касаясь рукой подбородка. Конечно, маска осталась на письменном столе.
Второй, на вид чуть старше, широко улыбается, легко пихая красавца локтем под ребра.
- Я Бан Ен Гук, это - Ким Хим Чан. Нам говорили про тебя, первый курс, да? - И старшекурсник Бан Ен Гук кланяется. Вместо того, чтобы проигнорировать или подколоть неуклюжего парня в его квартире.
И тогда Зело неожиданно для себя представляется настоящим именем:
- Чхве Чунхон.
Именно в этот момент все начинается.
* * *
Сначала возвращаются голоса. Они слышны из-за двери раньше, чем можно будет различить даже их шаги.
Поэтому, когда дверь открывается и Гук шипит тянущемуся к выключателю Хим Чану: не включай, вдруг Чунхон спит, Зело уже сидит на разобранном диване, деловито проектируя в специальной программе фундамент для болотистой местности.
От звука настоящего имени Зело на губах Гука его сердце ёкает, и Чунхон случайно вписывает в пропорцию неверные цифры. Это будет стоить ему всего проекта, ведь он увидит ошибку лишь тогда, когда здание на экране рухнет.
- Я не сплю, - говорит он между тем ровно, и Хим Чан смотрит на Зело недобро и холодно, и тот понимает хёна без слов. Давно научился, давно привык, давно смирился.
Свет лампы слепит глаза. Ким Хим Чан слишком любит яркое освещение, эгоист с безупречной внешностью.
Любит, чтобы на него смотрели, словно на бриллиант в главной витрине ювелирного магазина.
И самые мощные лампочки в светильник он вкручивал сам.
Ен Гук выглядит очень уставшим, и Зело уже успел услышать, что Хим Чан почти орал на него, не стесняясь соседей.
В последнее время они много ругаются, ведь еще несколько месяцев, и для Хим Чана с Ен Гуком университет закончится. Они выбирают квартиру, Чунхон слышал. Как и споры по поводу района, оплаты, риэлтора.
Не споры даже, поправляет он сам себя мысленно, а недовольство Хим Чана и редкие разумные возражения Гука.
Вот и сейчас Хим Чан утягивает Гука в комнату, с грохотом захлопывая дверь. Они оба знают, что это не поможет, но Чунхон надевает наушники, подключая их к ноутбуку, и продолжает сосредоточенно возводить фундамент, на котором потом вырастет, словно гриб-мутант, многоэтажка.
Точнее - не вырастет, но Зело пока не знает этого и продолжает вычислять соотношение цемента и количества свай, а также их материал.
Ему нравится его будущая профессия архитектора, но еще больше - голос Ен Гука, льющийся сейчас из наушников.
Однажды тот читал им с Хим Чаном что-то из Эминема, и Зело украдкой включил диктофон.
Иногда Чунхон ненавидит себя за все эти собранные им тайком паззлы, призванные собраться в прекрасную картину под названием Бан Ен Гук.
Он ненавидит себя за то, что знает: этого не случится.
ii.
То, насколько сильно он нарушает привычный уклад жизни этих двоих, Зело чувствует сразу. Ему неловко и немного стыдно за то, что администрация университета выбрала для Чунхна именно их жилище, и он старается меньше времени проводить в квартире, иногда даже ночуя у Джихо, в комнате апатичного ольджана с факультета социологии.
О том, почему тот перебирается в такие ночи в спальню Зико, великодушно уступая Чунхону свою комнату, Зело предпочитает не думать. Джихо его лучший друг, и если сочтет нужным - расскажет сам.
Тем более этот Джехе на самом деле не такой и плохой парень.
Но все же Зело приходится возвращаться в захламленную гостиную квартиры №12, и каждый раз, переступая порог, он чувствует, как нарушает что-то, не предназначенное для него.
Он тянется к Гуку, большому, взрослому, с красивым хриплым голосом, приветливой улыбкой и интересными историями.
Когда тот хлопает Зело по плечу, или треплет по волосам, Чунхон непроизвольно улыбается и придвигается к хёну ближе, ближе, ближе. И разве что не мурлычет от удовольствия, и взахлеб рассказывает о том, чему учат будущих архитекторов, и в который раз, часто моргая, убеждает, что ему удобно в гостиной, что Хим Чан может включать верхний свет хоть в три утра.
Все что угодно, лишь бы нравилось Ен Гуку.
Идиллия всегда рушится одинаково. Одинаково внезапно, с появлением на пороге холодного и красивого Хим Чана.
Чунхон не сразу понимает, что настораживает его в соседях. Но постепенно он видит. Видит прикосновения Хим Чана, на первый взгляд обычные, ненавязчивые.
Но каждое из них истошно орет: мое-мое-мое.
Хим Чан метит территорию. Агрессивно, но отчаянно стараясь удержаться в рамках. Чтобы не расстраивать Гука, делает вывод Зело.
И тут же понимает: не он один сделает все, лишь бы хёну было хорошо. И что Хим Чан - не просто безмозглый надменный ольджан.
И с этого момента Зело начинает замечать все: как Хим Чан всегда держится на полшага позади Ен Гука, но стоит почти вплотную; как садится в компании на пол по-турецки, если нет места на диване рядом. Конечно, возле ног Гука; даже не поворачиваясь к старшему, не обращая на него внимания.
Хим Чан не заглядывает ему в рот и не отгоняет от общительного Ен Гука пьяных девиц. Он молчаливый и безразличный, но опасный хищник.
Любой, взглянув на Хим Чана, поймет: перейдет границу - сгорит заживо.
Это Чунхону говорит уже Зико, когда тот рассказывает ему о странностях своих соседей. И не вздумай в него влюбиться, предупреждает Джихо друга.
- О боже, ты уже сделал это! - Восклицает он неделю спустя, когда Чунхон снова сидит на его кровати, кусая губы.
Из-за двери раздается фырканье Джехе, и отчего-то Зело становится очень грустно.
Если Джихо прав, и Чунхон действительно влюблен в Ен Гука-хёна.
Тогда он сгорит
* * *
Ен Гук просыпается первым, потому что сегодня воскресенье, а по воскресеньям младшие не спешат вылезать из-под одеял, особенно когда за окном мороз.
Но, в отличие от Хим Чана, который посылает Ен Гука нахер и накрывается с головой смятыми ночью простынями, и шарит рукой по полу в поисках теплого одеяла, Зело вскакивает сразу же.
Спрашивает, не сделать ли хёну кофе. И Чунхон не понимает, почему тот кивает и улыбается, но возвращается в комнату, где спит Хим Чан, плотно прикрывая за собой дверь.
И спустя несколько минут, уже стоя на импровизированной кухне с туркой в руках (Зело не допускает, чтобы Гук-хён пил растворимую отраву), Чунхон слышит, как тихо смеется, а потом захлебывается стоном Хим Чан.
Гук так и не возвращается за кофе в ближайшие пару часов. Чунхон - так и не находит в себе сил вылить остывший напиток в раковину и все сжимает маленькую чашку в одеревеневших пальцах, бездумно глядя в экран телевизора. На экране Спанч Боб готовит свои фирменные крабсбургеры, и шипение котлет на нарисованной сковороде смешивается с тяжелым дыханием Хим Чана за стеной.
iii.
Сердце Чунхона впервые разбивается вечером второго октября. Он хорошо помнит эту дату.
Хим Чан всегда возвращается позже, и у Зело есть несколько часов наедине с хёном, который никогда не избегает его общества, всегда ласково гладит по волосам, помогает с учебой, хотя его профиль бесконечно далек от архитектуры.
Но Ен Гук-хён очень умный.
В тот день они говорят об Испании. Оказывается, Гук был там в школьные годы, отдыхал с родителями. Вспоминает, как пытался пригласить на свидание местную красавицу, имея в арсенале только "хола!" и "мучос грасиас" вкупе с ужасающим корейским акцентом.
Чунхон смотрит Гуку прямо в глаза, когда смеется над его глупыми детскими историями. Он не боится.
Он не боится выдать себя и не боится себя вообще. Именно поэтому Зело сидит перед Ен Гуком без своей маски.
И в тот момент, когда Чунхон предлагает Гуку сделать ужин, хлопает дверь, возвещая о приходе Ким Хим Чана.
Тот всегда очень громкий.
Вопреки обыкновению Хим Чан не кричит, не зовет Гука царственным тоном и даже не включает свет в коридоре. Он выглядит злым и уставшим, с грохотом швыряет на пол свои тяжелые ботинки и, не глядя, бросает куртку предположительно на табурет у входа, куда они обычно сваливают одежду.
Он не говорит ни слова ни Зело, ни даже Ен Гуку.
Просто бросает себе под нос: уёбки. И долго роется в холодильнике, чертыхается, не найдя там пива, и довольствуется бутылкой минералки.
И тогда Ен Гук, мгновенно напрягшийся, разводит руками и легонько щелкает Чунхона по носу, шепнув: не надо, я сам, и уходит вслед за Хим Чаном на кухню.
Она не отделена от гостиной дверью, и Зело все прекрасно видит.
Как тот разворачивает Хим Чана за плечи и просто прижимается своим лбом к его. И как тот расслабляется в его руках и, кажется, что-то говорит шепотом, и Ен Гук улыбается ему, совсем не так, как Зело: не широко и открыто, демонстрируя все тридцать два, а уголками губ, и эта улыбка длится не дольше секунды, но в ней столько тревоги и нежности, сколько Чунхон не получит за всю жизнь.
И потом они с Хим Чаном готовят креветки, тихо споря из-за того, какие специи добавить, а Чунхон сосредоточенно читает конспекты, стараясь как можно меньше прислушиваться к тому, что происходит в соседнем помещении.
И все же, когда он отрывает голову от тетрадей и бросает взгляд на кухню, то видит сидящего на высоком табурете Хим Чана и Гука, стоящего почти вплотную к нему.
И слышит капризное идиот Чана, но пальцы Гука ласково гладят его шею, и тот мгновенно затихает.
Ужин получается прекрасный, совсем не такой, какой бывает у студентов-раздолбаев, и Хим Чан за столом не язвит и не требует внимания, что бывает практически никогда, но в этот вечер у Чунхона совсем нет аппетита.
* * *
Дверь их комнаты открывается, и Хим Чан усмехается, глядя на Зело.
Чунхон ничего не говорит и отводит взгляд - только бы не пялиться на голую грудь старшего, покрытую свежими следами чужих зубов. Несложно догадаться, чьих.
В животе у Зело все неприятно скручивается.
- Ты выглядишь как сельская девственница, - бросает Хим Чан. - Я не могу больше на это смотреть.
Зело скалится:
- Завали, Хим Чан-хён.
И получает подзатыльник от мгновенно взбесившегося Хим Чана. И смеется в ответ. Ему больно, и больно давно и безнадежно, поэтому оно стоит того, чтобы испортить Чану настроение.
- Гук, - зовет тот, и Ен Гук появляется на пороге. Взъерошенный, в одних только старых шортах, держащихся на честном слове. Довольный. Чунхон отчаянно старается не смотреть на дорожку волос, идущую от пупка и теряющуюся где-то под завязками проклятых свободных шорт.
- Надо перекрасить Зело. - Заявляет Хим Чан. Он никогда не зовет Чунхона настоящим именем, и тот склонен думать, что хён даже не помнит его.
Но что бы там ни было, спустя полчаса Зело действительно сидит на высоком табурете посреди гостиной, а над ним в четыре руки колдуют старшие.
Химчан не стесняется больно дергать за прядки, и каждый раз Чунхон шипит, а Гук кладет пальцы ему на шею, успокаивающе поглаживая.
Чхве Чунхон не знает, кто из них причиняет ему большую боль.
* * *
С наступлением ноября Чунхон становится язвительным и замкнутым. Он забывает добавлять, обращаясь к Джехе, почтительное "хён", входит в чужие квартиры без стука и становится все популярнее на своем курсе.
Но ему плевать. Ему нужен Ен Гук-хён.
Он так и говорит Джихо, сидя на кухне друга:
- Мне нужен Ен Гук-хён.
Зико качает головой:
- Он не для тебя. Сходи на свидание с какой-нибудь девчонкой, мелкий.
И тогда впервые Зело огрызается по-настоящему, так, что молчаливый сосед Джихо Дэхен присвистывает.
- Кто бы говорил, Джихо-хён. Или вы с Джехе ночью паззлы собираете?
И уходит.
А ночью Чунхону первый раз в жизни снится эротический сон. С участием, конечо, Ен Гука. Во сне хён не ласковый и улыбчивый, а властный и уверенный; Зело тает и плавится в его руках, он путается в постоянно сменяющих друг друга кадрах, захлебывается поцелуями, чувствует на себе чужие пальцы-тиски и не называет Ен Гука хёном.
Проснувшись, Зело долго не выходит из ванной, держит руки под ледяной водой, и, когда Гук осторожно стучит в дверь (ему сегодня к первой паре), Чунхон все еще не может выровнять дыхание.
* * *
Их руки сталкиваются над головой Чунхона, и по позвоночнику у него пробегает холодок от того, как искрится пространство между ними.
Химчан включает в розетку фен и укладывает теперь светлые с голубыми прядками волосы Зело.
Сквозь шум воздуха Чунхон слышит, что Гук предлагает покрасить и его, а Химчан грозится сделать его красно-оранжевым чудовищем, и хён смеется, вовсе не обижается и соглашается, как всегда, без тени сомнений.
Так Зело, до сих пор не видевший себя в зеркале, меняется с Ен Гуком местами. И теперь он наносит краску на волосы хёна и делает это с таким почтением и старанием, словно наложница - вышивку на кимоно своего императора, что Хим Чан в конце концов выгоняет его в ванную. Любоваться новым образом.
И там, глядя на свое отражение, Чунхон вспоминает влажные волосы Гука, терпкий запах краски и думает, что теперь Ен Гук-хён будет еще красивее.
И он действительно такой, и ночью Чунхону снится голубое море и красный раскаленный песок, который обжигает его лопатки.
А губы Гука на его теле успокаивающе-прохладные.
iv.
Они живут вместе четвертый месяц, но Чунхон остается наедине с Хим Чаном впервые. Он не знает, где Ен Гук-хён, а Хим Чан не говорит ничего, и молчание, висяще над комнатой грозовой тучей, заставляет Зело нервно поглядывать на дверь. Чтобы не сбежать вдруг, не выдержав.
Но сейчас им нечего делить, и постепенно взгляд Хим Чана теплеет. Он даже криво улыбается Чунхону.
А потом и вовсе садится на диване рядом, почти вплотную. Зело старается сосредоточится на конспектах, завтра у него важный зачет. Он все еще пытается учиться, чтобы не оказаться вышвырнутым обратно в глухую провинцию, которую он ненавидит всей душой.
- Что учишь? - Выдыхает Хим Чан Чунхону в ухо, и тот дергается от неожиданности. И от того, какой Хим Чан теплый и как на самом деле от него приятно пахнет. Наверняка каким-то дорогим одеколоном.
- Проектировки, - отвечает он неуверенно и добавляет, -хён.
- Забей на это, - усмехается Хим Чан, заглянув через плечо в стройные ряды цифр и расшифровок.
Говорит, давай посмотрим фильм, и щелкает пультом, забирая из рук ничего не понимающего Зело толстую тетрадь.
Тянет вдруг на себя, обнимая за пояс, прижимая к груди. Говорит, расслабься, Зело, и кладет голову ему на плечо.
И, конечно, Чунхон не может расслабиться и даже понять, что они смотрят, потому что у Хим Чана сильные руки и горяче дыхание, прямо в ухо, и Зело чувствует, что краснеет, и он ерзает в руках Хим Чана, но тот только шипит, чтобы не мешал.
Это так странно, что Зело забывает язвить; он старается не обращать внимания, но в конце концов не выдерживает и опускает ладони на руки Хим Чана, все так же обнимающие его поперек живота.
- Хён? - Спрашивает осторожно, когда фильм, кажется, подходит к концу.
И тогда Хим Чан вдруг шепчет ему в самое ухо, хрипло и очень тихо:
- Я красивый, Зело?
И Чунхон честно кивает, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Возможно, ему уже выписан смертный приговор. Возможно - Хим Чан просто играет.
Но совершенно точно Зело не понимает ничего.
- Вот поэтому, - продолжает Хим Чан ласково, подцепляя пальцами край футболки Чунхона и забираясь под ткань теплыми пальцами.
Сердце Зело начинает стучать бешено и совершенно сбиваясь с ритма.
- Вот поэтому, - повторяет Хим Чан, легко царапая низ живота Чунхона, - Ен Гук мой.
* * *
Хим Чан и Ен Гук всегда ссорятся громко, и всегда Чунхон пережидает эти моменты в квартире Джихо.
И в этот раз он слышит крики издалека и даже не пробует войти в квартиру, и возвращается туда только несколько часов спустя.
И сталкивается в дверях с разъяренным Хим Чаном, хлопающим дверью что есть сил.
Ен Гук сидит на его диване, опустив голову и закрыв лицо руками. Конечно, не плачет. Устал, понимает Чунхон.
И тогда он рискует: тихо ставит сумку на пол, скидывает ботинки и проходит, не включая свет, в комнату, садится рядом.
Аккуратно отнимает руки Гука от лица, качая головой на его вымученную улыбку.
Кошки снимают боль, думает Чунхон, машинально поглаживая ладони Ен Гука, тогда я побуду кошкой.
И сам удивляется бредовости своих мыслей, но молча обнимает хёна. Тот очень теплый, почти горячий, и его волосы все еще едва уловимо пахнут краской, а еще - дурацким девчачьим шампунем, который покупает Химчан, и это больно режет по сердцу, отчего Зело прижимается к Гуку сильнее.
Тот не отталкивает его, и от этого Чунхону хочется открыть окно и громко закричать что-то непозволительное в морозный вечер, но тогда ему будет лучше выпрыгнуть туда же сразу после.
А потом Чунхон уже не думает ни о чем, потому что руки Ен Гука оказываются на его спине, и это даже больше, чем Зело смел когда-либо желать.
Поэтому когда совершенно неожиданно он чувствует дыхание Гука на своих губах (все это время Чунхон боится открыть глаза), то ему кажется, что он тронулся умом.
И поцелуй нисколько не отрезвляет; Зело забывает отвечать в первые секунды, не понимая, что происходит и почему - с ним, но потом, когда язык Ен Гука убедительно доказывает, что все происходящее сейчас реально как никогда, Чунхон тихо стонет и обнимает хёна за шею, наконец, отвечая.
Наконец делая то, о чем мог мечтать только в постыдных пошлых снах. Даже если сейчас откроется дверь, в квартиру ворвется разъяренный Химчан и голыми руками свернет Зело шею, оно того стоит.
Оно того стоит, и Чунхон забирается ледяными от волнения пальцами под майку Ен Гука и легко водит пальцами по широкой спине, молясь, чтобы ему их не сломали.
Но Гук не собирается, он только нежно прикусывает нижнюю губу Зело и говорит ему на ухо: ты очень красивый, маленький.
И Чунхон верит ему, кивает быстро, тянет ближе к себе и вдруг оказывается на коленях у старшего.
И, окончательно осмелев, плавно двигает бедрами вперед, задохнувшись и вцепившись Ен Гуку в плечи, когда наконец прижимается своим пахом к его.
Гук возбужден. Тоже.
И Зело трется об него совершенно бесстыдно, и почти хнычет жалобно от того, как все нерально и хорошо, и от того, как ему хочется, чтобы это не кончалось и не оказалось сном.
Но ничего не собирается заканчиваться, Гук, шумно и часто дыша, опускает руки ниже, за пояс джинс Зело и сжимает его ягодицы через ткань трусов.
С нелепым рисунком, вспоминает Зело, и ему становится стыдно. Он краснеет, как девчонка, и это не укрывается от Гука.
- Ну что ты. - Говорит он, и руки исчезают. И прежде, чем Зело успевает опомниться и испугаться, Гук встает и идет в свою комнату, поманив Чунхона за собой.
Тот чувствует, насколько ватные его ноги, и боится упасть, и, наверное, так и будет, потому что у порога колени предательски подкашиваются, но Зело уже в кольце сильных рук.
Гук мягко, но настойчиво толкает его на кровать, и Чунхон не думает бояться или сопротивляться, он только хватается за майку Гука, тянет на себя и снимает ее в конце концов, торопливо расправляясь и со своей футболкой.
И когда Чунхон чувствует всей кожей (уже влажной от пота) тело Ен Гука, ему хочется разреветься.
Но Зело, конечно, сдерживается и только изо всех сил прикусывает нижнюю губу, чтобы не стонать слишком громко, потому что Ен Гук уже покусывает его соски и плавно водит кончиками пальцев по внутренней стороне бедер Чунхона, и даже грубая ткань джинсов не притупляет ощущения.
Но вскоре они летят к черту, как и вся остальная одежда вместе с бельем, и все, что Зело понимает сейчас: он совершенно голый, под Гуком, которой действительно можно не называть хёном, и тот водит языком по его ключицам, а потом его рука прикасается к члену Зело, и тот забывает обо всем, теряясь в ощущениях.
И просит: быстрее.
И Гук двигает рукой быстрее, но останавливается ровно тогда, когда Чунхон начинает стонать в голос, забывая сдерживаться.
И готовит его Ен Гук очень бережно и медленно, заставляя извиваться на простынях, как, наверное, не раз делал Хим Чан.
Но сейчас его нет, и нет вообще ничего, кроме горячих губ Ен Гука на впалом животе Чунхона и его пальцев внутри.
Конечно же, тумбочка Гука забита презервативами и разной смазкой, но сейчас Зело слишком, невероятно хорошо, чтобы думать о том, как он использует их.
Потому что все это сейчас принадлежит Чунхону, который обхватывает ногами талию Гука, и он почти не стесняется своего тела и детской внешности, ведь, кажется, Гуку все нравится, он повторяет Зело на ухо, какой тот замечательный, и он нежен с ним так, как наверняка не бывает с Хим Чаном.
Потому что, судя по звуку кровати, ритмично бьющейся о стену каждую ночь, они занимаются сексом быстро, как животные. Потому что Хим Чан красивый и взрослый, и он не принадлежит Гуку до конца, как думает Чунхон.
Сам же он отдает себя всего с сумасшедшей готовностью, и ему ничего не нужно взамен, но он получает. Ласку и медленные, дразнящие движения, которые лучше всех снов вместе взятых, и Чунхон снова просит: быстрее, пожалуйста, Гук-а.
Он называет его так впервые, и это отчего-то кажется еще более бесстыдным, чем пальцы Ен Гука внутри него и влажный от смазки член самого Чунхона, зажатый между их животами.
- Гук-а... - Повторяет он, наслаждаясь тем, как звучит имя хёна в тишине квартиры. - Я хочу. Сейчас. Быстрее.
Чунхон не слышит, как в его голосе появляются требовательные нотки, и тембр становится хрипловатым и очень взрослым, и от этого Ен Гук заводится еще сильнее и, надев презерватив, входит одним движением.
На самом деле Зело не больно. Потому что все рецепторы отказывают ему, он не чувствует запахов, боли, ничего не слышит и не видит, только сжимает изо всех сил плечи Ен Гука.
А потом постепенно возвращаются и звуки, и запах кожи Гука, и он задевает нужную точку внутри Зело, и тот протяжно стонет, зажимая рот рукой, и сам подается вперед.
В тот момент, когда Ен Гук, не прекращая двигаться, переплетает их пальцы над головой Зело и прикасается своими губами к его, Чунхон чувствует на своих щеках горячие слезы.
v.
Зело впервые видит это своими глазами.
Просто однажды возвращается домой раньше и не слышит ничего, кроме тихо работающего телевизора. И уже войдя в квартиру, угадывает за мерным вещанием новостей посторонние звуки.
Из комнаты Ен Гука, дверь в которую полуоткрыта.
Чунхон знает, что увидит, и он понимает, что должен тихой уйти и вернуться в то время, в которое должен.
Так будет правильно.
Но он не может.
Тупая, ноющая боль подталкивает его: шаг, еще щаг. Пока, наконец, не станет видно то, что происходит внутри.
И когда Зело видит голую спину Хим Чана и его красивые руки над головой, и длинные пальцы, держащиеся за спинку кровати, и Ен Гука под ним, и его полуулыбку, он чувствует, как мир рушится.
Но все равно, как бы больно это ни было, зрелище (стонущий Хим Чан, сверху насаживающийся на наверняка большой член Гука, капли пота на его спине, быстрые движения) безумно красиво.
Вряд ли Чунхону может быть еще хуже, поэтому ему плевать, что он ведет себя как чертов вуайерист. И Зело не замечает, как сам дышит часто и рвано, в ритм стонов старших.
В какой-то момент они меняют позу, и Хим Чан оказывается под Гуком, и тот, задыхаясь, вбивается в него с такой силой, что у Чунхона разом пересыхает в горле.
А потом, когда Хим Чан бьется в оргазме и оставляет на спине Гука глубокие царапины, они с Зело встречаются взглядами.
Чунхон бежит, бежит позорно и как можно быстрее, путается в темноте в ботинках, куртках, и он уже готов капитулировать в чем есть, лишь бы скорее оказаться за пределами квартиры, но, когда Чунхон уже осторожно открывает дверь, в коридоре появляется Ким Хим Чан.
В одних штанах. Он хищно улыбается и дергает Зело за воротник на себя. И в следующую секунду прижимает Чунхона к стене, жарко дыша в шею.
На Хим Чане - только наспех натянутые сползающие на бедра штаны, и от него пахнет сексом. От этого в голове у Зело мутнеет, и он не находит в себе сил ударить, оттолкнуть, позвать хёна.
Который сейчас наверняка курит прямо в постели и ждет Хим Чана. Чтобы продолжить.
- Смотри на меня, - шепчет Хим Чан на ухо Чунхону, и тот слушается.
Старший прижимается к нему вплотную, разгоряченный и злой.
- Смотри, я все еще пахну им. - И Хим Чан смеется вполголоса, а Зело дергается, как от удара. И спустя мгновение - уже от ощущения чужих горячих пальцев, скользящих за резинку трусов.
- Я знаю, чего ты хочешь, - дыхание Хим Чана обжигает, и Чунхон ненавидит себя за то, что все еще безучастно стоит, прислонившись к стене, не в силах пошевелиться.
И еще больше за то, что с каждым движением его тело, еще хорошо помнящее недавнюю сцену, все сильнее реагирует на быстрые злые движения Хим Чана.
Зело приходит в себя только тогда, когда Хим Чан скользит влажным языком по его нижней губе. Проникает им в рот, душит ядовитым поцелуем, продолжая надавливать пальцем на головку, проводить рукой по всей длине.
И ошалевший и возбуженный Чунхон кусает Чана за губу, и тот шипит от боли, но только двигает рукой яростнее и повторяет: ты-его-не-получишь-его-не-получишь, и слышать это так больно и мерзко, что в какой-то момент Зело ловит его губы своими и позволяет поцеловать себя.
Лишь бы не слышать. Не слышать правды.
Чунхон кончает быстро, потому что до этого никто его не касался, и когда Зело бьет крупная дрожь и он сжимает пальцы на бедрах Хим Чана, тот все еще долго и глубоко целует его.
Это первый поцелуй Чхве Чунхона.
Зело просыпается раньше обычного и уже знает, что на пары сегодня не пойдет.
Не сможет. Не хочет.
Чунхон хотел бы, чтобы спасительный туман окутал вчерашний вечер, но он помнит все в мельчайших подробностях и не знает, как теперь смотреть в глаза Ен Гуку.
И Хим Чану, который ввалился в квартиру пьяный почти под утро и - Чунхон слышал - тут же рухнул на постель, даже не закрывая дверь в их с Гуком комнату.
Зело готов поклясться, что в ту же минуту сонный Гук обнял пахнущего алкоголем и чужими сигаретами Хим Чана.
Он знает все это слишком хорошо.
Сейчас же ни один из них не готов появиться на занятиях, потому что Хим Чан мучается головной болью, а Ен Гук - совестью.
Чунхон же просто хочет все забыть.
Они завтракают вместе, как бывает обычно на выходных, и за столом царит напряженное молчание.
Хим Чан хмуро кромсает вилкой омлет, и этот звук - единственное, что нарушает тишину. А потом он смотрит Зело в глаза, и тот не выдерживает и секунды - отводит взгляд.
И так повторяется второй раз и третий, и Чунхон видит, как подрагивают пальцы Гука на чашке с кофе.
Они одновременно понимают, что Хим Чан догадался.
Тишина лопается, как мыльный пузырь, кода тот вскакивает из-за стола, опрокинув стул. Тарелка с остывшим омлетом летит вслед за ним на пол, как и чашка с чаем и солонка.
Ен Гук не шевелится, но Чунхону по-настоящему страшно, и он хочет исчезнуть прямо сейчас.
Наверное, думает Зело, Ким Хим Чану впервые больно.
Он стоит к ним спиной, уперевшись руками в стену. Его ощутимо пошатывает.
Гук напряжен так, что воздух вокруг него едва не трещит от электричества. Инстинкты говорят ему: быстрее, обними, успокой, но присутствие в комнате напуганного ребенка заставляет Ен Гука оставаться на месте.
- Вы трахались. - Говорит Хим Чан дрожащим голосом. Не спрашивая. - Вы трахались, Гук. - Повторяет он, впечатывая кулак в стену. Не поворачиваясь. Игнорируя присутствие Зело и вообще его существование.
Чунхон знает, что сейчас он лишний, и это понимает и Гук, и сам Химчан. Поэтому он все же цедит сквозь зубы:
- Убирайся. Сейчас же.
И Зело не смеет возразить. Как и уйти дальше двери.
Ноги отказываются вести его в безопасное место, под защиту Джихо. Чунхон так и остается стоять в коридоре, прислонившись к двери. И когда он слышит глухой звук удара и тишину в ответ ( Ен Гук никогда не поднимет на Хим Чана руку), ему кажется, что ударили его самого.
И он тоже никогда не даст сдачи.
Через тонкую картнонную дверь слышно все: звенящее молчание Ен Гука, злые всхлипывания Хим Чана.
В этот момент Зело впервые осознает, что на самом деле происходит в их квартире все это время, все эти почти полгода.
Что он потревожил своим появлением.
Где это было, спрашивает Хим Чан, и через дверь его голос звучит еще глуше и еще отчаяннее.
На чьей кровати. И Ен Гук предсказуемо молчит.
Мысленно Чунхон умоляет его солгать, но тот слишком честен с Хим Чаном.
- На той кровати, где мы были вместе? - продолжает Чан.
И тогда Ен Гук говорит то, что расставляет всё по своим местам:
- Я люблю тебя.
И молчание в ответ подтвержает все, делает паззл окончательно собранным и нерушимым. Чунхон чувствует, как ноет его сердце, он не может больше быть тем, кем он есть, быть здесь; вообще быть.
И когда голоса вдруг становятся тише, он приоткрывает дверь, как несколько месяцев назад, неспособный поступить правильно и уйти.
Хим Чан стоит уже лицом к Гуку. Повторяет, как заведенный, где-где-где. На тех ли простынях, что он сам стелил накануне?
Гук не говорит ничего, кроме я люблю тебя, и Чунхон знает, что он будет повторять это, пока тот не сдастся. Пока не поверит.
Зело пусто и паршиво, и он прикрывает дверь, уже безразлично, отползая в угол, как раненый зверь.
И Чунхон даже не старается вслушаться, когда улавливает в тихой речи Хим Чана свое имя и "за дверью".
Но последнюю фразу (перед тем, как все стихнет, потому что Ким Хим Чан все же сдастся и потянется к Ен Гуку, чтобы обнять) он слышит так отчетливо, что в ушах у него звенит:
- Теперь ты обязан выебать меня так, чтобы слышало все общежитие. И твой Чунхон тоже.
+/- o.
Чунхон возвращается в их квартиру уже ночью, впервые напившись с разрешения Зико, в компании друга и его соседей. Алкоголь придает ему решительности, и Зело твердо намерен войти без стука в комнату хёнов, где они непременно спят вместе, а Химчан, как всегда, перетянул все одеяло на себя, и ляжет между ними.
Потому что Чунхону невыносимо больно, и он скажет им, что знает, что Ен Гук не для него, и что Хим Чан хороший, и они обнимут его и уснут втроем, а когда проснутся - все будет хорошо. Потому что, наверное, Чхве Чунхон исчезнет или, открыв глаза, окажется в родном доме за много километров от Сеула.
И сестра скажет, что ему снился кошмар и он громко кричал во сне.
Все станет хорошо, но сейчас Чунхону очень холодно, и он дрожит и действительно открывает дверь в комнату Гука, но не смеет сделать и шага дальше, когда видит, как хён крепко прижимает к себе во сне Хим Чана, а тот дышит ровно и глубоко, уткнувшись лбом Гуку в плечо.
Чунхон выходит из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Большое электронное табло над главным входом в общежитие показывает 23:51 и -17 по цельсию. Зело не стал брать куртку, и сейчас он прячет руки в карманах толстовки и подставляет лицо под крупные хлопья снега.
За окном без девяти минут февраль; Чунхону восемнадцать.
Горячие капли на щеках стынут очень быстро.
@темы: fiction, cloudy seoul, bangzelo, banghim, banghimlo
